По телевизору санкции и «холодная война», а народ улыбчив и радушен. Мир политиков и обычных людей разнится. Видимо, поэтому Земля еще вертится.

По телевизору клятые санкции и «холодная война», а народ улыбчив и бесконечно радушен. Мир политиков и обычных людей, слава богу, разнится. Видимо, только поэтому наша Земля все еще вертится.

Пан

Российско-польская граница для меня началась у КПП Багратионовска. Там два века назад наши наподдавали «непобедимой» армии Наполеона. Мокрая от дождя дорога, пасмурное утро, пограничники с хмурыми лицами, тягучая очередь… Шустрые иномарки, то и дело минуя молчаливо ожидающую колонну, подъезжали к полосатому шлагбауму и без очереди…

Нагловатый пограничник в штатском(!) долго рассматривал мой переполненный китайскими визами паспорт.

– А чо вы туда ездите? За шмотками? – вопрошал кордонный страж.

…Польские Безледы – это уже другая история. Улыбки, вежливость и само внимание.

– Пан первый раз едет в Польшу? Добжей дроги! – лицо польского пограничника сияло, как кокарда.

Европа встретила безукоризненными дорогами, с безупречной разметкой, кучей полезных, а главное, верных указателей.

Фляки

«Мерседес» без конца петлял по польским проселкам, голодный желудок тянущей петлей сжимал сознание, в котором не было места для ухоженного пейзажа за окном. Есть хотелось просто смертельно, кафешек не было до самого горизонта…

Прибившийся ко мне нищий по внешнему виду напоминал сельского механизатора, приехавшего на прием в районную поликлиник: выбрит и без перегара, одет в видавший жизнь, но чистый пиджак

Наконец-то показался польский общепит – стилизованное под мельницу кафе встретило ароматом вкусной еды. Гуляш из воловьего мяса оказался сытным и свежайшим, а самым настоящим открытием стали польские фляки.

Фляки – это наваристая, ароматная похлебка из коровьего рубца, у нас это называется небрежным словом «потроха». С соответствующим отношением…У поляков – едва ли не первое национальное блюдо. Ресторана, как и продмага (!), без фляков найти трудно – распечатал замороженный «батон» с готовым блюдом, плеснул кипятку и – флякай.

Деревня

Деревню Мыслиново, затерявшуюся в Карпатах у самой чешской границы, мы искали до полуночи. Калининградский водитель оказался на «вы» с польскими шляхами, посему до заветного ночлега добирались исключительно по карте, которую шофер пытался читать вверх ногами. Бывает...

Ванда – давняя колежанка( по-русски – подруга) моего калининградского коллеги, а по совместительству жительница Мыслиново, терпеливо ждала нас на машине километров за десять до своего поселения.

По польским Карпатам пробирались просто крадучись, дорога петляла, как слепой без поводыря. Время полуночное, деревня-малютка спала глубоким сном. Трехэтажный дом Ванды, скромной медсестры, укрыл и нас.

Ванда – шустрая пани с вечно дымящей сигаретой и лучезарной улыбкой, помимо работы в госпитале, профессионально занимается разведением... такс, их у нее целый питомник. На вопрос, сколько у нее собак, отвечает без паузы:

– До холеры!

Породистые таксюкасы занимают в доме целый этаж, принося хозяйке стабильный доход.

Фляки – это наваристая, ароматная похлебка из коровьего рубца, у нас это называется небрежным словом «потроха»

Само Мыслиново – захлустье даже по польским меркам, всего 60 домов. Нет ни почты, ни магазина, детей муниципалитет возит в школу на автобусе в соседний городок. Даже в старом костеле нет своего ксендза, на воскресную мессу приезжает священник из райцентра.

Но в польской глубинке все дома имеют свет, газ, отопление и канализацию. Интернет уже давно не в диковинку. Письмо из Варшавы доходит сюда максимум на третий день. (К слову, моя бандероль из Благовещенска ползет в Архаринский район вторую неделю…) Дороги повсеместно – добротный асфальт с четкими указателями для путников.

Нет, описывать на бумаге красоту осенних Карпат – дело гиблое… Синеву выпуклого неба расплескал Творец по пологим, густо поросшим дубняком и буком горам. Там такое меццо-сопрано красок и запахов, что голова идет кругом.

Кладбища

Польские кладбища – это то, что сразило меня наповал. Таких ухоженных захоронений не видел никогда и нигде. Элитное Новодевичье смотрится неуютным гектаром по сравнению с польским крошечным сельским погостом.

На дворе отгорает октябрь, а все увиденные мной погосты утопали в букетах живых цветов, сельское кладбище в польской деревушке Мыслиново просто изумило. Заставило сбавить шаг и присесть на лавочку.

Все(!) до единой могилы тонули в неброских осенних букетах, детские захоронения раскинулись отдельно от взрослых. Потусторонний «детский сад», был убран с особой, родительской, любовью.

На каждом надгробии по несколько лампад, которые в Польше продаются на каждом углу, даже на заправках. Когда ночью проезжаешь мимо кладбища, его видно издали – мерцают огоньки горящих светильников, которые долгими десятилетиями зажигают любящие сердца родных и близких.

– Воскресенье у нас семейный день – костел, кладбище. Это свято! – объясняла мне польский консул Катажина Гжехник.

Состояние погостов – это как барометр нравственного состояния общества. Только потому, как мы относимся к памяти усопших, сразу и безошибочно можно определить, что мы собой представляем. Полутонов здесь нет.

Там такое меццо-сопрано красок и запахов, что голова идет кругом

Скромные надгробия, христианские эпитафии, цветы и мерцающие лампады, робкое пламя которых заставляет приостановиться, замолчать и задуматься. Глубже вглядеться в душу. В себя…

Познань

В этот второй по величине польский город с населением около миллиона меня занесло случайно. Пошел, как в сказке, – куда глаза глядят…

Ровные, старые улочки, с брусчатой мостовой, вперемешку с новыми, широкими автострадами. Чистенькие дома, строгие костелы, шумные рынки, и дивные лавчонки, из которых даже мне, не выносящему магазины, не хотелось уходить.

На русскую речь все реагировали доброжелательно, старались чем-то помочь и что-то объяснить. Я не знаю «мясных» страстей и прочих евросоюзных разборок, которыми сегодня апеллируют наши политики. Но за мою польскую неделю не было ни одного недружественного жеста, обидной фразы или просто злого слова (в «родном» Хэйхэ «посылают» практически в каждый приезд).

Познаньский рынок наверняка учился у одесского привоза. Там торгуются, как в талантливом спектакле! Так нахваливают и зазывают, что устоять перед солеными огурцами и четырежды для меня несъедобным маринованным чесноком, ну просто невозможно.

– Проше пан, огурки бардзо вкусны! – торговка так нахваливала! Не устоял! Панкреатит, подвинься…

На рынке есть все, кроме жареной луны. Горы овощей и нескончаемые ряды фруктов. Яблоки, зараза, пахли так, что пройти мимо можно только с мужеством генерала Карбышева…Целые развалы салатов и прочих вкусностей заставляют замедлить шаг и замереть соляным столбом. И все с улыбкой, ненавязчиво и без крика:

– Прошу, пан. Прошу…

Продавщицы в сувенирных лавках, услышав русскую речь, расплывались в улыбках и начинали вспоминать, когда и как они в школе во времена радянского Союза учили великий и могучий.

Состояние погостов – это как барометр нравственного состояния общества. Только потому, как мы относимся к памяти усопших, сразу и безошибочно можно определить, что мы собой представляем

Прибившийся ко мне нищий по внешнему виду напоминал сельского механизатора, приехавшего на прием в районную поликлиник: выбрит и без перегара, одет в видавший жизнь, но чистый пиджак.

Он не просил милостыню. А за пару злотых предложил мне показать дорогу до кафедрального костела.

Жиче

Самый знаменитый поляк убежавшего века покойный рапа римский Иоанн Павел II. Нет в продаже больше сувениров, чем безделушек с папиным ликом. На стене костела чуть ниже распятия висит табличка с надписью, когда папа посетил это место.

Мессу еще не служили, в храме было тихо и малолюдно. Молчал орган. Скорбные глаза Матки Боски смотрели прямо в мои. И видели до самого дна…

…Общаясь с самыми разными людьми в этой стране, я пытался понять, почему мы такие похожие (славяне, однако!) и... такие разные? Почему у каждого здесь есть повод для счастья? Может, они из другого мира? Да нет, так же страдают, болеют, ссорятся... Чиновники также «берут на руце» (на руку). А приграничное население, подобно нашему, живет с контрабандной торговли. Но даже челноков здесь называют вполне уважительно – «мрувки», то есть муравьи. Ответом для себя в конце концов нашел слова медсестры Ванды: «То така жиче!»

Такая жизнь... Рядом с вечными истинами. Рядом с Богом и светом в душе.

Фото: из свободных источников

Источник новости: http://www.amur.info/column/yaroshenko/6873