Что заставляет жить, бороться, почему никого не волнует эмоциональное состояние пациента и когда становится совсем плохо - об этом откровенно рассказали амурчанки

Рак - опасная и сложная болезнь. Его лечение обычно проходит тяжело: людям требуются операции, долгие и неприятные процедуры. Один из распространенных методов лечения рака - химиотерапия. В кровь пациента вводят специальные препараты, которые убивают раковые клетки. Это не проходит бесследно и для самого больного - ощущения при таком лечении крайне болезненны и неприятны.

Полезный портал 2x2.su поговорил с тремя женщинами, которые перенесли химиотерапию. Из уважения к личной жизни имена героинь изменены.

Светлана: «Пока внуков не увижу - отсюда никуда не денусь»

- Это было в 2013 году, осенью, в октябре месяце. Мне поставили диагноз и прооперировали. Когда я услышала, что у меня этот диагноз - онкология - честно скажу, земля из-под ног ушла. Я не знала, что делать, и не понимала, что со мной творится. От мужа, родного и близкого человека, с которым я на тот момент уже 18 лет прожила, я особой поддержки не увидела. Поэтому пришлось самой брать себя в руки и саму себя бодрить. У меня есть сын, который был несовершеннолетним на тот момент. И я сказала, что пока я внуков не увижу, - отсюда никуда не денусь.

Конечно, когда проходила химиотерапию, было очень тяжело. Очень часто у нас возникают проблемы, когда не хватает лекарств. Раза три или четыре мне не хватало противорвотного. Химиотерапия сопровождается тошнотой, рвотой, я тяжело реагировала на запах пищи. Тяжеловато, но перенести это все можно. После «химии» я три дня есть не могла - в рот ничего не лезло.

Про химиотерапию я абсолютно ничего не знала. Почему-то у нас нет такого, чтобы кто-то кого-то просвещал - что и как необходимо делать. Когда я пришла уже на химиотерапию, то там была медсестра, очень хорошая женщина, она с нами разговаривала. Плохо, что врачи не разговаривают, не объясняют ничего - что будет, как будет, какие последствия могут быть. Не подготавливают больного к этому.

На лечение я сама ездила. Минут 30 после капельницы проходит и начинает мутить, тошнить, кружится голова. В первый день было ничего, на второй очень сильно реагировала на запахи пищи. Не могла есть, не могла готовить. Не могла зайти на кухню.

Все время возмущало - почему ничего не говорят врачи? Даже не говорят, что после химиотерапии сильно падает гемоглобин. Какое питание нужно, чтобы поднять этот гемоглобин. Все всегда переживают, как будет гемоглобин. Потому что если будет низкий, то на химиотерапию не возьмут. А каждый, кто проходит химиотерапию, знает, что ее эффект накопительный и нежелательно пропускать сеансы. Хоть и переносишь тяжело, ты понимаешь, что это нужно для тебя, для твоего организма. Хочешь жить - будешь употреблять то, что поднимает гемоглобин.

От мужа особой поддержки не было. В принципе, из-за чего мы потом, в конечном итоге, и развелись. Мужчины в этом плане очень слабые. После четвертой терапии, перед 8 марта, я попросила брата, чтобы он меня постриг налысо. Волос стал сыпаться, и не имело смысла на голове держать не понять что. Я решила побриться, не ждать когда оно само выпадет. Брат сперва шутил, а когда побрил - сказал: «Так, сеструха, извини…». Я смотрю - а у него в глазах слезы. Он сел в машину и уехал.

У меня есть очень близкая подруга. Когда мне было совсем плохо, она мне покупала билеты в дельфинарий, таскала на набережную погулять. Большой стимул дают дети. Я реально понимала, что ребенка нужно доучить, чтобы он получил специальность. Я понимала, что у него выпускной, диплом. Во все это углубляешься, пытаешься вытянуть ребенка. Ну а потом хочется, чтобы он семью завел, внуков понянчить.

Мама и все остальные мне сказали, что я сильный человек. Справилась со всем самостоятельно. Когда ставят такой диагноз, на жизнь начинаешь смотреть совсем с другого ракурса. Жизнь поворачивается на 180 градусов. Меня поймет только тот человек, который сам болел или болеет. Мировоззрение становится абсолютно другое. Даже вот весной на работу я теперь стараюсь пройтись пешком. Посмотреть, как солнышко светит, как листочки распускаются, как вода капает. Смотришь на это все совсем другими глазами. И даже смотришь на людей совсем другим взглядом.

Ирина: «У меня до сих пор шрамы на пальцах»

- Диагноз был выставлен семь лет назад, в 2012 году. Это, конечно, был шок, который не укладывался в голове несколько дней или даже месяцев. Но первая моя мысль была о том, что нужно искать всю информацию, чтобы жить, а не слезы лить.

Когда доктор сказал, что будет несколько курсов химиотерапии - у меня их было 8 или 9 - естественно, появился интерес: что будет дальше, как это будет происходить. Потому что представляешь, что будешь лысой, будешь толстой, меня будет тошнить, я не смогу ничего делать, буду лежать пластом.

У меня была химиотерапия капельным путем. Вены у меня очень плохие, и по времени это занимало полдня. Тебе назначают время, дату, медсестра встречает. Первые три химиотерапии у меня были не в стационаре, а в поликлинике. Ложишься на кушетку, можно с собой взять водички. Врач контролирует состояние физическое. А вот эмоциональное состояние контролировать кроме себя некому.

Читайте также: "Рак  - на учет, или Как улучшится онколечение?"

Первая химиотерапия проходит, будто тебя прокололи каким-то лекарством и все. Она как-то незаметна. Никаких изменения я не ощущала. Все сразу ждут, что начнет рвать, сразу волосы выпадать начнут. С первого сеанса ничего не происходит. Второй назначается через месяц или три недели. Что запоминается - ты часто сдаешь кровь из пальца на клинический анализ. Его приходится сдавать по несколько раз - и до терапии, и после. Хорошо, что в онкологии скарификаторы автоматические. Если бы перьями кололи... У меня до сих пор шрамы от всего этого есть на пальцах. Они уже никуда не денутся.

Вторую химиотерапию уже воспринимаешь иначе. Ощущения вкуса уже другие, ощущение лекарства по-другому. Я стала, есть больше, хотелось есть всегда, что-то зажевать - потому что привкус появился металлический, неспецифический для меня. И я открывала для себя новые вкусы. Например, если я до этого не ела лук, то теперь хотелось много лука съесть. Четвертая химиотерапия - становится меньше волос. На подушке их остается больше. Конечно, это слезы.

На эмоциональное состояние пациента, я считаю, у нас никто не обращает внимания. Понятно, что физиологические процессы проходят под контролем медицинского работника. На последней химиотерапии у меня был просто нервный срыв. Я закрылась от всех, сжалась, меня не могли уколоть, мне было очень плохо. Я рыдала: «Не трогайте меня!»

Рвотный рефлекс у меня до сих пор остался. Зубной щеткой сложно пользоваться, к стоматологу не сходишь лишний раз. Чем дальше - тем сильнее у меня это срабатывает.

Я воспринимала это как просто болезнь. Если человек относится к онкологии, как к чему-то неизлечимому, то это чревато последствиями - углубленными депрессивными состояниями. Нужно чтение книг, общение - не нужно закрываться. У меня изменилось отношение к смерти. Я поборола многие страхи, которые были до этого.

Желание и стремление жить стало еще больше. Стремление испробовать то, что не испробовала. Желание воплотить мечты детства, желание любить появилось. Я только после болезни поняла, что я в жизни никогда по-настоящему не любила. Желание научиться чему-то новому появилось, интерес к тому, что будет дальше. Наверное, только тогда я поняла, что такое «жить». Просыпаться по утрам, заварить свой любимый чай или выпить кружку кофе. Ощущение мира вокруг себя совсем другое.

Татьяна: «Никто не встанет на твое место»

- Когда я в первый раз попала в стационар, у меня была операция, когда убирают только опухоль. Что она раковая - я не знала. Мне говорили, что она может быть и доброкачественная, и злокачественная. Когда удаляют опухоль секторально, то ты в сознании и наркоз только местный. И мы разговаривали во время операции с хирургом. Когда он достал опухоль, то сказал, что, скорее всего, это рак, и отправил на анализы. Я ничего не ощутила, У меня не было каких-то эмоций. Мне кажется, я абстрагировалась от всех чувств. Просто ждала результата. Я поняла, что ничего сделать сейчас не могу. Меня отвели в палату, через полчаса врач пришел и сообщил, что это злокачественная опухоль.

Он сказал, что мы будем начинать лечение. Я так ничего не испытывала. У меня включился, наверное, ум. Еще на операционном столе врач сказал, что можно поплакать. Но плакать не хотелось. Это пришло намного позже.

Мой отец умер от рака мозга, когда мне было 6 лет. В том возрасте я не понимала ничего, и у меня в сознании осталось только то, что папа был - и папы не стало. Как он лечился, я только со слов мамы поняла. Это произошло быстро, и даже не знаю - была ли у него химиотерапия.

Мне сделали вторую операцию и удалили грудь. Принять себя с другим телом, когда ты в зеркало смотришь - и у тебя кусочка нет, очень трудно. Морально очень страшно. Естественно, это слезы, очень много слез. Потому что первая реакция - жалко себя и понимание, что ты не можешь ничего сделать. Но в какой-то момент включается разум, и смотреться в зеркало становится не так болезненно.

Была назначена химиотерапия, и я ее очень боялась. Не представляла, что это такое, не читала ничего в интернете. Моя подруга читала и говорила мне только выводы - например, «по твоему положению все лечится», человеческими фразами какими-то.

Лечение длилось где-то полгода. Несколько курсов «химии» и лучи. В общей сложности где-то полгода продолжалось. Было очень трудно принять, что в мое тело будет что-то входить инородное и это будут совсем не витамины, а яд. И о последствиях мне тоже говорили близкие. Очень страшно это все представлять. И надо постараться, чтобы ничего себе при этом не накрутить. Но это мало у кого получается, это нереально. Я поняла, что есть родные, есть близкие, но есть люди, которые знают обо всем не понаслышке, которые лечатся или лечились, с ними будет об этом говорить легче. Мне повезло с химиотерапевтом. Она меня поддерживала очень сильно. Вместе с медсестрой видели мое состояние подавленное, слезы и поддерживали меня. Она всегда говорила - «это надо просто пережить, это такой этап».

Выпадение волос тяжело переживается женщинами, потому что увидеть себя без груди - это первое, а потом предстоит увидеть себя лысой. Этой еще один сложный-пресложный морально момент. Волосы стали выпадать не сразу, а через три недели. Когда они в один день стали сыпаться - это было страшно. После этого мой молодой человек меня побрил налысо, и я надела шапочку.

Я переносила химию очень тяжело. Сильно тошнило. Первые дни я даже не могла встать с постели. Просто лежала. Тошнило от любого запаха, рвало, а когда в желудке ничего нет - то происходят просто рвотные спазмы. Тяжело было ходить в туалет, состояние очень слабое, вплоть до того, что темнело в глазах. Меня спасали только фрукты и овощи. Потому что только от них не тошнило. На восстановление после химии у меня выходило почти четыре дня. На пятый день состояние улучшалось.

Моя врач-химиотерапевт дала мне номер группы взаимопомощи. Мне было совсем страшно и тяжело, я понимала, что близкие хотят помочь, но не могут. Я позвонила в группу. Меня пригласили на встречу. Мы встретились, попили чай, и после этого мы все время переписывались, перезванивались. Группа помогла очень сильно. По крайней мере, мне было легче от того, что я увидела, что есть женщины, которые прошли лечение 2-3 года назад - вот они сидят и жизнь продолжается. Волосы у всех выросли, они радуются жизни по-прежнему, и даже может быть больше, чем раньше. Приходит понимание, что ты такая не одна, что всем было так же плохо, но они преодолели. Значит, надежда есть.

Моральный аспект - самый тяжелый. Все боятся, у всех есть страх смерти. И панические атаки, истерики, бессонница, депрессия. Лечение очень долгое. На это время многие выпадают из жизни. Ты оказываешься в очень ограниченных условиях. Трудно было принять свое беспомощное состояние. Когда у тебя маленький ребенок и ты не можешь ее заплести или сварить ей еду, не можешь сделать элементарных вещей - это очень тяжело.

Когда я ходила на химию - я носила три маски. Мне казалось, что ужасно воняло в кабинете, и начинались рвотные позывы. А капаться надо около часа. Ну и сама обстановка в больнице, в кабинете химиотерапии - она подавляющая. И когда ты идешь по коридорам, очень много людей, у которых боли. Если бы в коридорах играла музыка, может быть, было бы легче. Люди бы хоть немного улыбались.

Мне помогали люди. С группой взаимопомощи мы собирались, отвлекались на что-то, рисовали, делали поделки. Мама помогала с ребенком, забирала ее из школы, собирала. Морально, чтобы тебе ни говорили близкие, ты должен справиться сам. Никто не встанет на твое место. Потому что это невозможно. Мне помогала моя работа, моя руководительница. Она вытягивала меня на работу, когда я после химии лежала пластом. Звонила мне, мы разговаривали часами. Она мне говорила: «Ты мне нужна, выходи, у меня для тебя много работы, кроме тебя ее никто не сделает, только ты можешь это сделать, никто тебя не заменит, тебя ждут». И я выходила на работу. Это было не постоянно, но бывало - на несколько дней, часов. Это очень сильно отвлекает и очень помогает. Общение с людьми, когда ты видишь людей, ты разговариваешь - мысли переключаются в другое русло. Ты занимаешься делом.

Очень легко замкнуться в себе, но это путь в никуда. Страх сковывает, а когда ты расслабляешься - страх уходит. Когда люди прячутся от других, перестают общаться с окружающими - становится еще страшнее, начинается паника, с которой очень тяжело справиться. Нужно выйти к людям, заниматься делом, быть нужным. Тогда это тебя уводит от картинок диспансера, лекарств, запахов.