Актёр, писатель, режиссёр Евгений Гришковец рассказал в своём интернет-дневнике о тех впечатлениях, которые произвёл на него Китай. После концерта 16 мая в Благовещенске, он в течение семи часов побывал в городе Хэйхэ. По словам писателя, город показался ему некрасивым и не некрасивым одновременно.

«Этот город настолько приграничный, что его хорошо видно с нашей стороны даже невооружённым глазом, – пишет Гришковец. – Стоишь на берегу Амура и смотришь на Китай. А у них на самом берегу большой парк аттракционов со здоровенным колесом обозрения. Крутится колесо, смотрят на нас китайцы сверху вниз из люлек».

В дневнике Евгений Гришковец вспоминает, как с детства «знал», что китайское – плохое. Дешёвое и некачественное. «С самого детства я боялся китайцев, которых к тому моменту не видел, но в Кемерово частенько можно было слышать, что Китай рядом, и что до нас доберутся, если не в первую очередь, то скоро».

Побывав в Китае, он сделал для себя немало открытий: «Та китайская еда, которую мы едим у себя или в Европе как китайскую, не имеет ничего общего с тем, как и что едят сами китайцы». При этом Евгений Гришковец обратил внимание, что китайцы очень много внимания уделяют культуре еды, даже в заведениях средней руки ему бросились в глаза безупречная чистота и недешёвое оснащение. Также восхитила его баня, в которой он провёл два часа: «По сравнению с самыми дорогими банями, какие я видел в России у провинциальных олигархов, китайская общественная баня просто Версаль, в которой всё продумано, всё имеет какой-то смысл».

Хэйхэ писателю показался построенным не особенно основательно, не на века, не тщательно. В архитектуре города, по его словам, всё понамешано. «В одном помещении, – вспоминает Гришковец, – которое, кажется, высечено из цельного куска мрамора, может соседствовать абсолютно космической красоты ваза, тончайшая, полупрозрачная, нефритовая статуэтка, удивительной красоты какая-нибудь вырезанная из дерева рыба и какой-нибудь нелепейший, дурацкий и пахнущий линолеумом диван. При этом на красивой мраморной стене может висеть дикий календарь, как будто купленный в Египте или на рынке в Анапе. Много чего-то пластмассового, блестящего, дурацкого. Что-нибудь смешнее китайской рекламы и афиш каких-то китайских боевиков сложно найти».

Первое, что удивило Евгения Гришковца во время поездки, это то, насколько хорошо, по сравнению с российскими, одеты китайские таможенники и пограничники. «Хорошие ткани, довольно убедительные модели и крой одежды, красивые фуражки, добротные пуговицы, – описывает он. – Очень хорошая обувь. У них нормальная осанка, строгие лица и отличные очки на этих лицах. А ещё эти таможенники и пограничники работают быстро, эффективно, и они совсем-совсем не милые».

Писатель тут же объясняет китайскую строгость: «А с какой стати им с нами быть милыми? Это мы к ним идём зимой по амурскому льду, а летом плывём на утлых теплоходиках. Это нам чего-то надо, причём надо по-мелочи. А им надо по-крупному».

Из Китая Евгению Гришковцу многие российские достижения – мост на остров Русский, башенки Москва-сити – показались маленькими и смешными.

Он также обратил внимание, что, несмотря на одинаковые климатические условия, в Хэйхэ асфальт хорошо лежит: «Если мне кто-то будет говорить, что в Благовещенске и Хэйхэ условия для асфальта разные, я боюсь, у меня возникнет сильное желание плюнуть этому человеку в бесстыжие глаза. За Амуром у китайцев асфальт лежит».

В целом город писателю понравился своей городской структурой, широкими хорошими дорогами, огромным количеством светофоров и продуманностью. Больше всего его поразили школы: Гришковец видел две. Обе показались ему большими и величественными. «Территории школ прекрасны! – восхищается писатель. – Они большие, можно сказать, огромные, по сравнению с нашими. Эти территории чудесно организованы. На них я видел и футбольные поля, и баскетбольные площадки, и корты для тенниса и бадминтона, и чего только на этих площадках не было! А главное, на них было много детей разного возраста».

В итоге Евгений Гришковец заметил, что поездка «понимания не добавила, а опасения, скорее, усилились». По его словам, это «опасения человека, которому всё равно нужно вернуться на другой берег, потому что только на своём берегу я могу жить».