Ольга Чуванова – доцент кафедры зарубежной литературы Донецкого национального университета (ДонНУ), эксперт проекта «МедиаАкадемия». В рамках Амурского медиафорума на уходящей неделе она побывала в Благовещенске и стала гостьей редакции Амур.инфо.

То, что сегодня происходит на западе нашей страны – объект пристального внимания всего мира. Все, что мы знаем о жизни Донбасса, мы черпаем из официальных источников.

А также из интернета, альтернативных ресурсов и различных слухов, большая часть которых, к сожалению, является способом дестабилизации российского общества.

Ольга Чуванова в поиске информации не нуждается. Все, что она знает об украинской заботе о «любимой» стране и народе, девушка успела прочувствовать каждой молекулой своего тела. Также, как и все население Донбасса, которое до сих пор находится под ежедневными и еженощными обстрелами со стороны бывших земляков.

— Ольга, расскажите о себе. Какой была ваша жизнь до переломного 2014 года?

—Я из Донецка, в этом городе родилась, получила образование, продолжаю там жить и работать. В 2014 году я оканчивала магистратуру, после которой планировала отправиться на год в Китай, чтобы работать учителем иностранных языков. Но все мои планы, как и планы других людей, разрушились. В Украине начали разворачиваться все эти небезызвестные события. Сначала китайская сторона отозвала приглашение и «заморозила» возможность прибытия, а когда поступил новый запрос со стороны организации, я уже не могла туда отправиться, потому что была с братом в Крыму. В июле 2014 года нам пришлось туда эвакуироваться – выбора не было, ведь брату было всего четыре года, ребёнка нужно было перевезти в безопасное место. Но я изначально планировала через год вернуться, чтобы поступить в аспирантуру. Это мне удалось сделать в октябре 2015 года.

— Какой была атмосфера в Донецке все эти годы?

—Эти восемь лет до февраля 2022 года для нас были некой холодной фазой. Мы жили в каком-то ожидании. Это тревожно и утомительно, потому что ты живешь на пограничье: там ты не признан, тут тебе тоже дороги нет, это сопряжено с осложнением путей, коммуникаций, а ведь у нас все люди взаимосвязаны – у кого-то родственники в украинских областях. У нас были сложности и с тем, чтобы выехать из Донецка к родным. Это вызывало ощущение нестабильности. Мы все ждали действий со стороны России, все ждали рывка, который эту фазу завершит. Когда Россия признала обе республики, спустя столько лет, мы радовались. Я помню, как наши люди собирались у телевизоров в ожидании того, что нам скажет Верховный главнокомандующий. И все понимали, что если что-то начнется, то нам будет очень тяжело. То, что сейчас происходит, для львиной доли населения – специальная военная операция, для нас она – естественное продолжение гражданской войны 2014 годы, переход к «горячей» стадии. Некоторые люди уехали из города в связи с опасностью обстрелов, особенно это касается прифронтовых районов; мы с братом единодушно решили остаться. Нас выручила возможность переместиться ближе к центру города. Не скажу, что это безопасней: ситуация в городе напряженная. Вы, может быть, заметили, как я медленно разговариваю, – это вместе со мной приехала моя усталость. За год мы действительно подустали и эмоционально, и физически, потому что обстрелы участились, ты не способен предугадать, где тебя может настигнуть снаряд. Всегда работает ПВО, поэтому ранение можно получить и падающими с неба осколками. С весны нас начали обстреливать кассетными «ураганами», в которых заключены противопехотные мины. На прошлой неделе, после всех зачисток, которые провели наши Герои-МЧС-ники, на ПФМ-1 подорвался ребенок. Ему чуть не оторвало стопу… Если говорить о статистике, то с весны около 89 наших жителей подорвались на этих противопехотных минах, раскиданных по всему городу.

— Каково это, жить под обстрелами?

—Наш город считается прифронтовым. Но его окраины иначе, нежели фронтовыми, не назовёшь, так как чаще именно они оказываются под прямыми ударами. Жителей Донецка и Луганска можно определить по тому, как мы прислушиваемся к странным звукам. Мы к ним привыкли. Мы точно знаем звуки работающих «Градов» и отличаем их от звуков других орудийand#8230; По этим звукам мы и понимаем, когда работают «наши», а когда работают «не наши». Это очень важно, потому что когда работают наши ребята, значит, время безопасное: мы может куда-то выйти, чем-то заняться, набрать воды, сбегать в магазин и вернуться, что немаловажно, поскольку через какое-то время начнутся ответные действия и кто-то может погибнуть. В городе проблемы с водой; подача воды осуществляется по графику, раз в три дня с 19 до 21: нам всем приходит смс-рассылка о том, в каком районе города ждать воду. Но ее становится все меньше и меньше – украинская часть часто бьет по водонасосным станциям.

Помню, в 2014 году Крым сразу отсекли от воды. Это к вопросу о том, насколько важны для властей Украины жизни людей.

Наряду с этим население страдает и от постоянного стресса; могу судить по своему окружению: у многих есть нарушения сна, но не из-за боязни обстрелов, а из-за переживаний о близких.

— Можно ли сказать, что антироссийские настроения царили на Украине задолго до нынешних событий?

— Могу сказать, что отношения между Восточной и Западной Украиной были обострены задолго до 2014 года. Так или иначе это мелькало в новостях. Я об этом недавно рассказывала в Южно-Сахалинске: негативное отношение к русскоязычному населению пробивалось даже в выступлениях политиков в 2004, в 2008 годах. Помню наличие таких комментариев и в период студенчества.

Помню, как мы собирались поехать во Львов. Сам факт того, что перед поездкой мы настраивались говорить на украинском, как думается, уже говорит о некоем разрыве, возможно, тогда ещё не отрефлектированном.

Не единичны случаи, когда люди, перемещавшиеся из восточных регионов в центральную Украину, и обращавшиеся к согражданам на русском языке, могли просто не получить ответ.

Отношение к русскоязычному населению Донбасса с 2014 года обострилось: если человек говорит на русском, а не на украинском, значит, он на каком-то уровне не дотягивает. Это к слову о риторике многих украинских политиков в отношении жителей Донецка и Луганска, которую они пытаются спроецировать на весь русский мир: «недоразвитые», «дегенеративные», с «лишней хромосомой» и прочее. Все это летало в воздухе, но почему-то раньше это воспринималось иначе, а сейчас, лишний раз обращая внимание на антироссийские лозунги, осознаешь, насколько это страшно.

В наших регионах, Луганском и Донецком, люди были заняты другими вещами, у нас вообще философия жизни другая – в шахтных районах ценишь каждый день. Тут не до языковых нюансов. Каждый говорил на том языке, на каком ему комфортно.

Осенью прошлого года мне довелось побывать под Херсоном во время эвакуации. Мы говорили с представителями МЧС, и нам открылась еще масса любопытных вещей. Оказывается, работники на этих территориях должны были записывать разговоры: если к ним обращались на русском языке, то они под запись должны были переспросить «вам действительно легче, если я буду говорить с вами на русском?», и только тогда это им позволялось.

Я помню выступления наших людей, я помню мирное сопротивление в Донецке, направленное в защиту родного языка и культуры. Это ведь ужасно болезненно – запретить человеку говорить на его родном языке.

— Однако украинская пропаганда настойчиво делает агрессором Россию.

— Вот именно – пропаганда. Влияние и навязывание мнения.andnbsp;Влиять легче всего на молодые умы. Потому что когда ты находишься в определенных условиях и тебе ежедневно что-то в этих условиях прививают, то не до конца сформировавшееся сознание легко переходит в состояние фанатизма. Так было сработано в начале 20 века в Германии – из Христианского союза молодежи к организации «Вандерфогель», и далее в ряды гитлерюгенда. Извините, но такие ассоциации у меня вызывают события 2014 года, когда многих студентовснимали с пар, чтобы они принимали участие в этих жутких ритуальных танцах на Майдане.

Ведь это было? Было.

Почему был Майдан? Многие видели этот прекрасный идеал присоединения к Европе. И это желание иметь все и привело к расколу, поскольку столкнулись две системы ценностей.

— Поддерживают ли жители Донецка специальную военную операцию?

— Все те, кто меня окружают, СВО поддерживают вне зависимости от того, с какими трудностями она связана. А кто эти все? Мои родители и друзья. Преподаватели вузов. Это студенты, которые росли вместе с войной и видели, как каждый раз, когда украинская сторона наносит нам ущерб и не считается с тем, по кому конкретно она бьет, пытается скрыть факт преступления против гражданского населения. У того, кто все это знает и видит, совершенно другое отношение к действиям российских военных. У нас ясное видение происходящего. Наши люди – патриоты, и России, и нашего края. Я приехала к вам из Донецка, завершу эту миссию и вернусь обратно. Каждый раз, пребывая где-то, ты понимаешь, что должен быть дома. Вне зависимости от того, что там сейчас происходит.

— Вы рассказываете об этих событиях зарубежным СМИ?

— Я сотрудничала с иностранными журналистами. Основной вопрос с их стороны, как правило: хочу ли я остаться в Донецке? Это, мне кажется, была какая-то проверка. Мой ответ давал им понять, что у меня отсутствует желание получить их прекрасную жизнь в обмен на собственные принципы. А последнее интервью, которое я дала иностранцу, было в финальный день референдума. Это был американец Джонни Миллер, он ведет свой канал в Телеграме. Он спрашивал меня, как и других, о том, рада ли я референдуму, почему я рада и почему считаю, что это нужно. Ну, с учетом того, что Украина устроила геноцид своего собственного народа, ответ он получил соответствующий.

— Сегодня многие семьи отправили своих мужчин в зону спецоперации. Что бы вы хотели сказать женам, детям и матерям тех, кто сейчас находится там?

— У меня нет инструментов, которые помогли бы облегчить волнение тех, чьи мужчины находятся в зоне СВО. Вряд ли, сказав, что я также переживаю, как и они, я смогу им помочь. Ведь каждый сегодня переживает собственную трагедию. Точно могу сказать, что ваши мужчины там защищают детей, защищают будущее. И если этот поток ненависти, этот поток закаленного нацизма не остановить, он коснется всех. Часто люди говорят, что раз между нами дистанция, то война меня не коснется, но это не так. Как только мы забываем о войне, она начинается снова.

И наши мужчины большие молодцы, они – наши Великие Воины. Им там рады и их там ждут.

Они защищают будущее наших детей.

Думаю, это важно.

Источник новости: https://amur.info/2023/02/12/54292/