История травли высокой женщины Ей напридумывали с десяток кличек и прозвищ, одно обидней другого. Нинка научилась защищаться отборной бранью, при случае могла и врезать. Для собственной психотерапии ничего лучшего не придумала, чем стакан мутного пойла.

На самом деле она была красивая, просто деревня этого не поняла и не приняла. И Нинку просто «съели», даже и пуговицы не выплюнули…

Она была одного роста со мной – 188 сантиметров, только родилась она на 32 года раньше меня, в той же деревне, что и я. Ей не повезло фатально: тогда в советской деревне каноны красоты были совсем иными. Красивыми тогда считались бабёнки невысокого роста, в теле, сисястенькие. Про которых говорили: «Не ущипнёшь».

А Нинка была другой. Высокая, худая, с шапкой кудрявых волос на голове. За которую её дразнили именем негритянской революционерки – «Анжела Дэвис».

Их в семье было семеро детей, её отец погиб на фронте. Нинка была дитё войны. В школе учиться ей особо не пришлось – нищета не дала. Да с самого первого класса её стали изводить дразнилками. Высокую девочку с кудрявой головой все обзывали «цыганкой» и «цаплей». Имени у неё просто не было, только два обидных до слёз прозвища.

За неё никто никогда не заступался, взрослые только подсмеивались над долговязой девчонкой. Нинка защищалась, как могла – дралась до отчаяния со всеми, кто её обзывал. Плевалась, дразнилась, материлась в ответ на все смешки и оскорбления.

Помучившись года четыре в школе, она пошла в люди… Летом полола сорняки в овощеводческой бригаде. Зимой помогала телятницам выхаживать новорождённых телят на колхозной ферме. Она была работящая, шустрая и совсем не знала усталости.

За глаза по имени её звали редко, всё больше «Цапля». Нинка это знала и философски замечала: «за глаза и царя ругают».

Её ровесницы давали голову и не только голову на отсечение, что «Цапля-страхолюдка никогда не выйдет замуж».

– Да кто же такую страсть длиновязую возьмёт, – подпевали им родительницы.

Деревню расшибло громом, когда к Нинке посватался молодой солдатик Ромка. Симпатичный, коренастый парень. Который был на голову меньше своей избранницы.

Их свадебка была скромна и малолюдна. Невеста была счастлива, Ромка не сводил с неё своих влюблённых глаз.

Их счастье было трудным. Некоторые местные красавицы – те самые, сисястые и низкорослые, – им просто не давали проходу. Каких только гадостей и оскорблений им не приходилось выслушать.

Спасал только Нинкин характер. Она могла запросто коршуном налететь на обидчицу…

Нинка постепенно стала прикладываться к рюмке, пила много и не пьянела. Много стала врать и курить. Врала просто виртуозно: казалось, что она верила в те россказни, которыми она щедро угощала округу. Видимо, это была ее психотерапия.

Подрастали две дочки; Нинка старела. Насмешек было поменьше. Но она стала злой и раздражительной. И страшно не любила фотографироваться. По-прежнему много работала и много пила. Была нежадной, могла поделиться последним куском хлеба.

Запомнился такой случай. Январским утром мы шагали с ней по сельской улице с утренней дойки. Тёть Нина, как называл её я, не отставала от меня ни на шаг. Морозы давили крещенские, мы летели как пули по обледеневшей грунтовке. Навстречу Васька-управляющий. Растянул рот в ехидной улыбке и вместо приветствия спросил, как плюнул:

– Цапля, а наверху теплее..?

Тёть Нина зашлась в отборной брани. Обматерив весь его род и прокляв всех Васькиных родичей до седьмого колена, она метров сто прошла молча, сжав в ниточку губы. Потом разрыдалась истерикой слёз. Я, полупацан-полуподросток, не знал, как её успокоить. Бормотал что-то вроде: «Тёть Нин, да успокойтесь Вы. Какой с дурака спрос..?» Слёзы густым горохом катились по её морщинистым щекам, она громко сморкалась и глубоко затягивалась табачным дымом. Остаток дороги мы прошли не проронив ни слова.

Для меня было настоящим потрясением, что тёть Нина может плакать…

…Она умирала от онкологии. Болела долго и мучительно. Думаю, что онкология была платой за многолетнюю травлю. Это был финал невидимых миру Нинкиных слёз.

Как-то на сельском погосте мы с ней встретились. Взглядом. Из-за густого частокола оградки с холодной керамики на меня смотрели маслины тёть Нининых глаз. Пристально так.

На фото она была молодая, белокожая девушка, с глазами-блюдцами в пол-лица. Правильные черты лица. Густющие волосы падали на плечи.

– Эх, родиться бы ей лет на пятьдесят позднее, была бы моделью и запросто бы украсила страницы какого-нибудь журнала, – сказал я тогда своей деревенской тётке.

– И не говори… А так прожила жизнь, что за пнём выс…лась. Все как над дурочкой смеялись. А она хорошая баба была, – по-простецки выдохнула моя кровинка.

Мы пошли прочь. Сзади что-то зашумело. Поворачиваю голову: куст шиповника в её ограде согласно кивал цветками. Ветра не было вообще. Стало жутковато. Я прибавил шаг. Больше не оглянулся.

А надо было бы…

Источник новости: http://www.amur.info/column/2011/09/05/