Четверг, 28 Марта 2024
 
Архив новостей
2024
Март  
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28
29
30
31
Счётчики
Яндекс.Метрика
Партнёры
  • Судьба Человека. Продолжение 4 / Александр Ярошенко / Колумнисты
    20.11.2017 10:17 1059

    Леня Филатов? В нем все было от бога. Только от бога. Хотя в молодости он был немножко жесткий. Самую красивую девочку нашего театра он обольстил – Нину Шацкую, жену Золотухина.

    Леня Филатов? В нем все было от бога. Только от бога. Хотя в молодости он был немножко жесткий. Все-таки самую красивую девочку нашего театра он обольстил – Нину Шацкую, жену Золотухина. Увел, увел…

    Молотов ездил на метро

    В жизни нашей очень много искусственно сложного, все это мы сами себе создаем. Пока ты у руля — кипишь, кипятишься, страдаешь – все на разрыв. Многое укорачивает тебе жизнь, и сам ты укорачиваешь… Потом забытье и тихая, грустная заводь.

    Яркий пример тому — случай с Вячеславом Михайловичем Молотовым.

    Как-то ко мне приходят и говорят: «Николай Лукьянович, в театре Молотов!» Ну, естественно, я спускаюсь. Они с супругой ходят, фотографии артистов рассматривают.

    — Вячеслав Михайлович, я рад вас приветствовать в нашем театре, директор Дупак. Пройдемте ко мне в кабинет, чайку попьем.

    Многое укорачивает тебе жизнь, и сам ты укорачиваешь…

    Они с Полиной Жемчужиной идут в мой кабинет. Она в тот вечер была молчалива, только несколько раз чего-то поддакнула. Молотов ко мне обращается:

    — Николай… э-э-э…

    — Можно просто Коля, — отвечаю я.

    — Нет, отца надо уважать.

    — Лукьянович.

    — Николай Лукьянович, над чем вы сейчас в театре работаете?

    — Сейчас к столетию со дня рождения Ленина мы готовим спектакль «На все вопросы отвечает Ленин».

    — Да? Хм… Николай Лукьянович, на все вопросы не мог ответить даже Иисус Христос.

    — Ну, это такое философское произведение, с какими-то выдержками…

    — А вы знаете, Владимир Ильич ведь философии не любил. Это в полемике с Каутским он стал заниматься этими вопросами, — со знанием дела возразил Молотов.

    Ну, чайку попили, переговорили. После спектакля я взял его пальто с вешалки. Снова проводил их к себе в кабинет, опять предложил чайку попить.

    Честно скажу, не очень настаивал, потому что в этот вечер Раиса Михайловна пришла ко мне с вещами, с продуктами. Мы торопились домой, дочка Оксана болела. Я Молотова и Жемчужину познакомил со своей супругой. Мы проводили чету со служебного входа, вышли на улицу Чкалова.

    — Вячеслав Михайлович, а где ваша машина? — спросил я.

    — Хм, Николай Лукьянович, мы теперь ездим на метро!

    А мы стояли возле моей «Волги».

    — Рая, — сказал я, — подожди минуточку, я сейчас куртку возьму и ключи. Вот машина, я с удовольствием вас отвезу!

    Мы поехали, женщины сзади сидели, разговаривали о детях. Подъехали к дому, где Молотов жил, – на улице Герцена, старинный такой дом. Остановился я у крыльца, быстренько пошел открывать женщинам дверцы.

    — Большое спасибо, — улыбался Молотов. – Мы давно не получали такого удовольствия!

    Когда мы ехали, еще тема всплыла: Молотов сокрушался, что с билетами в театр трудно. А у меня были визитки.

    — Вот, Вячеслав Михайлович, позвоните, я приеду за вами, буду рад…

    — Может, чайку попьем? — гостеприимно спросил Молотов.

    Сейчас говорю спасибо тому хирургу великое, до сих пор на своих ногах хожу

    Рая на меня смотрит: ты будешь пить чай, это час-полтора, а дома больной ребенок.

    — Вячеслав Михайлович, мы с Раисой Михайловной очень благодарны, но давайте в следующий раз?

    Прошла неделя — не звонит. Вторая проходит, не выдержал, сам звоню:

    — Вячеслав Михайлович, это звонит директор Театра на Таганке Дупак Николай Лукьянович. Я хотел бы вас пригласить на спектакль «Жизнь Галилея», — говорю, — там великолепно играет Высоцкий.

    — Николай Лукьянович, Полина у меня хворает, а без нее я в театры не хожу, — сухо ответил он.

    Ну и потом я уже не стал надоедать. И он не позвонил. Приблизительно через недели две Полина Жемчужина ушла в лучший мир.

    Когда-то имя Молотова гремело на весь мир, а я его видел беспомощным пенсионером, который не мог достать билеты в театр и ездил на метро. Это все проза жизни.

    Кстати, Анастас Иванович Микоян почти все наши спектакли смотрел. И он всегда приходил с семьей – три-четыре человека. С буфетом, с охраной, но охрана такая деликатная, тихая и незаметная. Они заранее приезжали, смотрели, ряд выбирали, место, где можно буфет расположить.

    И Горбачев приезжал с буфетом. Поляну накрывали. Михаил Сергеевич любил всех земляков со Ставрополья привозить в наш театр. Барских замашек у Горбачева не было.

    В антракте чайку выпьют, как-то после спектакля и меня пригласили.

    — Можно кофе? — спрашиваю я.

    — Николаю Лукьяновичу кофе! — говорит Горбачев. — А вам с молоком или со сливками?

    — Можно и со сливками, — говорю я.

    — У нас нет сливок, — растерянно отвечает буфетчица.

    Подсказываю:

    — Можно и с молоком.

    — У нас и молока нету.

    Вот такой буфет был у генерального секретаря. Советский…

    Мазки к портретам

    Мой Вениамин Смехов? Вениамин Борисыч был в театре до моего прихода. Он окончил Вахтанговское училище. В Вахтанговский театр его не взяли, ни в один московский театр тоже не взяли, а распределили в периферийный куйбышевский…

    Потом он попал на Таганку. Говорящий штрих: Смехов как-то принес рассказ Ежи Ставинского «Час пик».

    Я прочел — это мне показалось любопытным. Стали репетировать, потом несколько репетиций провел Юрий Петрович Любимов. Приближается время выпуска афиш, надо объявлять дату премьеры. Я обращаюсь к Любимову:

    — Как вас назвать в постановочной группе?

    — А вы спросите Веню, — отвечает он.

    Пригласил Смехова, спрашиваю:

    — Кто автор композиции? Чью фамилию написать? Юрия Петровича?

    — Нет, только мою! Причем тут Юрий Петрович? — резко отвечает Смехов. Захожу к Юрию Петровичу и говорю ему:

    — Вы просили согласовать. Вениамин категорически возражает, чтобы ваше имя было на афишах.

    Я не стал конфликтовать, написал в афише только фамилию Смехова. Но Юрий Петрович провел в этой постановке десять-пятнадцать репетиций.

    Вот это точный мазок к портрету Вени. Хороший ли Смехов артист? Он автор, он пишет, он немножко «над». И, конечно, когда со мной случались какие-то неприятности, он никогда не заступился, никогда не сказал доброго слова. Правда, он вел почти всегда мои юбилеи, вечера. Но обязательно с какой-то подковыркой: «Мыкола Дупак»…

    Он жаждет сделать из Таганки поэтический театр. Очень он любит Бродского, читает, даже в Париже читал. Жена у него — очень талантливый организатор и вдохновитель. К слову, за все годы-десятилетия он ни разу не поздравил меня с Днем Победы…

    Женя Леонов? Его театральная вершина, когда он проснулся знаменитым, — это роль Лариосика в спектакле «Дни Турбиных». Он сделал копию Яшина, который во МХАТе играл в «Днях Турбиных». И блестяще сыграл. Женя был трудяга и великолепный семьянин.

    Очень заботился о Ванде, супруге, которая иногда его ревновала. На многие фильмы ходили только из-за Леонова. Он без конца работал и совсем не жалел себя. Не умел жалеть.

    Борис Хмельницкий? Очень порядочный, очень воспитанный был человек. У них вся семья была очень благородная, отец его, мама и Луиза, сестра, — все замечательные. Его отец был военный, и я в его глазах был родной военный человек.

    Отец Бори относился ко мне хорошо. Водка Борю погубила, раньше времени свела в могилу… Но на работе он всегда был в форме. По крайней мере, при мне.

    Леня Филатов? В нем все было от бога. Только от бога. Хотя в молодости он был немножко жесткий. Все-таки самую красивую девочку нашего театра он обольстил – Нину Шацкую, жену Золотухина. Увел, увел…

    Помню, как Золотухин приходил устраиваться на работу в наш театр. Он сразу поставил условие: «Я человек женатый и оставлять Нину в Театре Моссовета не рискну. Приду к вам, только если вы и ее возьмете на работу».

    Я посмотрел на Нину и решил, что этот человеческий тандем разрушать не надо. Его потом разрушил Леня Филатов, но это уже другая история, к которой я не имею никакого отношения. Интересная деталь: Нина Шацкая всегда отличалась одной особинкой. Когда меня выдвигали депутатом или делегатом какой-то конференции, всегда на собрании театра спрашивали: «Кто за?» Все поднимали руки. «Кто против?» Шацкая!

    — Нина, а что так? — спрашивали ее.

    — Не, ну зачем ему там где-то что-то делать, пусть он лучше театром занимается! — всегда отвечала Нина.

    У меня это вызывало улыбку.

    Хочу сказать, что Леня Филатов свою болезнь переносил просто героически. У меня тогда были хорошие связи в медицине, и я его устроил в клинику к великому профессору Шумакову. Он сделал ему пересадку почки. Помню, Филатов был уже совсем болен. Я говорю ему:

    — Леня, может, отдохнете сегодня?

    — Нет, я буду играть, я приеду, меня привезут!

    Приезжал и играл. Да как играл! Просто гениально работал на сцене. Ге-ни-аль-но! Кто бы мог догадаться, каких неимоверных усилий ему это стоило.

    Ельцин? У нас с Борисом Николаевичем были разные периоды взаимоотношений. Он же был начальником Главмосстроя. Напротив Таганки, в старинной двухэтажной церкви, размещались архитектурные мастерские. У нас с ним была целая война: я бился за то, чтобы архитекторов оттуда выселили и восстановили храм. Ельцин был категорически против. У меня в союзниках была труппа театра и великий музыкант Святослав Рихтер. И мы победили. Тогда еще можно было иногда побеждать начальников. Сейчас, думаю, сложнее.

    Ельцин был человеком, скажем так, разным. В нем совмещались несовместимые вещи: безмерная широта души и бездонная дурь. Очень русский был человек. Очень! А когда Борис Ельцин был президентом, он решил учредить президентскую пенсию, доплату за особые достижения в искусстве. Тогда у него в помощниках работал мой сосед, и вот что он мне рассказал: дали президенту список, человек 50-60. Он медленно читает и говорит:

    — Этого знаю, этого знаю, этого не знаю, Любимова знаю… А где этот, как его? Он выселял моих из храма, директор Таганки! Дупак, вспомнил!

    — А он уж не директор.

    — Ну и что?

    И своей рукой вписал мою фамилию. Так я до сих пор получаю 1 000 рублей президентской пенсии. Этот штрих тоже характеризует человека.

    Бываю обидчивым

    Честно скажу: бываю обидчивым. Самолюбие порой впереди меня бежит. Но иной раз подумаю: обидно, что много моего труда приписано другим людям. Я просил, хлопотал, часами сидел в приемных, унижался, выстраивал отношения, а на фасаде всего этого красовался Юрий Петрович Любимов. Юрию Петровичу столько всего ребята приносили, столько подсказывали.

    Например, очень много сделал Боря Глаголин, режиссер, который подготавливал все. Но Борино имя находится в глубокой тени, а на пьедестале славы Юрий Петрович. Единолично!

    Выгонял ли я когда-либо артистов из театра? Единственный раз в жизни. Был такой актер Арутюнян и еще один с ним, второго фамилию уже и не помню. Театр был на гастролях в Батуми, я отлучился дня на три на съемки. Только я за порог — они устроили пьянку, стали безобразничать. Я узнал и издал приказ: всех участников пьянки освободить от работы.

    Эти два орёлика, когда об этом узнали, сразу заявили: «Мы этот приказ на спине у него выжжем!» Мне, инвалиду войны, такое сказать!

    Я вызываю их, раздеваюсь, поворачиваюсь спиной:

    — Ну, давайте, выжигайте!

    — Николай Лукьянович, да что вы! Да я не говорил! Вернее, я говорил, да не так…

    Начали они юлить. Я единственный раз за все свое директорство был непреклонен. Дал им написать по собственному желанию, на том и расстались. Думаю, незлобивость у меня от характера и от книг. Я очень много читал человечной литературы, в которой добро должно было побеждать зло.

    Там, где много теней зла, мне неинтересно и некомфортно. Сегодня врачи запрещают мне много читать, глаза подводят. Поэтому я покупаю аудиокниги. Недавно прослушал с большим удовольствием «Тараса Бульбу» – Алексей Петренко читал просто божественно.

    Он великий актер, мощная природа. На него большое влияние оказала его покойная жена Кожухова Галя, умнейшая журналистка газеты «Правда». Мы с ней дружили, даже намечались дела серьезные… Встречались, симпатии были. Но не задалось.

    В стогу рожденный

    Порой проснусь ночью, вспоминаю родителей, братьев, сестер, всю свою ушедшую семью. Такая тоска на меня нападет, что до утра глаз не сомкну.

    Брат мой Гриша в ПТУ на электрика учился. А когда в Донецке (тогда он назывался Сталино) открыли Парк культуры и отдыха имени Постышева и построили новый театр, он перешел туда работать. Электриком.

    Благодаря Грише я первый раз в жизни попал в театр. Помню, шел спектакль «Лес». Он посадил меня за кулисы возле себя, а сам стал фонарь регулировать. Я смотрел спектакль, вдруг свет погас. Я оглянулся, а Гриши нет! Разволновался, но тут увидел: он уже на той стороне сцены, подсветку осуществляет артистов. Я пошел к нему. Представляете, во время спектакля прошел через всю сцену. На меня набросился какой-то сердитый дядька, надавал мне по шее и уши надрал так, что они у меня дня два огнем горели.

    Нет уже ни родных, ни друзей, все мое поколение в лучшем мире

    В войну Гриша был партизаном, награжден медалью. Хороший был брат у меня, он давно уже ушел в лучший мир, остался его сын Эдик. А от брата Сережи остались два сына — Алик и Юра. Они стали большими начальниками, на Украине живут. И мне по телефону рассказывают, какая теперь в России жизнь стала плохая и трудная…

    Что сказать? Думаю, старший должен быть мудрее, потому и молчу. Уникальная штука жизнь: у Сережи было тяжелое ранение в голову, он остался инвалидом войны. И мы с ним встретились в Актюбинске, в госпитале. Встретились!

    Двух тяжелораненых родных братьев с разных фронтов свезли в одно отделение госпиталя. Да, все сценарии для военных фильмов брались исключительно из жизни.

    Отец мой был очень спокойный, цельный, хороший организатор. Механик, разбирался в технике. Работящий и сноровистый. Этой сноровки хватило для того, чтобы его записали в кулаки.

    Мама была добрая, ласковая и работящая. Скирду сена помогала отцу ставить, плохо стало, схватки начались, через день она меня и родила.

    Где мама похоронена, не знаю — она умерла во время оккупации. А отец в Донецке лежит. Кстати, когда мне доводилось бывать в родном Донецке на гастролях, то все Дупаки, которые там жили, всегда приходили на спектакли. Гордились мной.

    Нет, родители мне уже не снятся, но когда лежишь больной, тут маму вспоминаешь. И неважно, что тебе самому уже почти сто лет. А как плохо — то сразу: ой, мама.

    Нет уже ни родных, ни друзей, все мое поколение в лучшем мире. От этого очень нехорошо на душе бывает. Понимаю, что и меня скоро не станет, все живое должно умереть. Все без исключения. Печально, но так устроена жизнь. От осознания этого безумно нехорошо на сердце.

    Молитвы тайные

    После ухода с поста директора я стал заниматься Центром культуры на Таганке, руководил стройкой. Мы возводили Дом художника в центре Москвы, там по проекту было десять квартир, творческие мастерские, хороший зал с акустикой. Так ко мне в кабинет приходили бандиты, говорили открытым текстом: отдавай стройку или мы тебя прикончим. Клали пистолет на стол у меня в кабинете и смотрели мне в глаза.

    Я говорил им: «Сопляки, пошли вон отсюда! Я трижды ранен на фронте, думаете, что напугаете меня своей пушкой?» Советовал им затолкать пистолет себе в одно место.

    Но прессинг был просто сумасшедший, тогда я обратился к одному очень высокопоставленному человеку, он мне велел немедленно уехать из Москвы. Я в тот же вечер уехал в Киев, жене сказал, что вызвали на съемки. Своему заместителю наказал, чтобы она без меня не подписывала ни одной бумаги, чтобы всем говорила: «Дупак вернется из командировки, все вопросы к нему». Они пришли к ней, заплатили довольно-таки приличную сумму, и она им все подписала. Я вернулся, а там такая заваруха, что волосы на голове зашевелились.

    Друзья меня срочно уложили в закрытую психиатрическую лечебницу под вымышленным именем. Две недели меня прятали, за это время мой заместитель, подписавшая бандитам бумаги, ушла в иной мир. Ей помогли туда уйти...

    В чем секрет моего долголетия? Честно скажу, сам не знаю. Думаю, одна из существенных причин — я на Земле сознательно зла не делал. Иногда проснусь ночью и думаю: ну, Мыкола, скажи, почему ты живой? Ты же на фронте был в таких переделках, из которых живыми не выходят. Но я не просто выжил, я живу такую долгую и насыщенную жизнь! Думаю, что бог меня хранил и хранит.

    Я молился на фронте потихоньку, можно сказать, тайно молился Николаю Угоднику. Была колоссальная потребность души. Николай Угодник — мой любимый святой, я каждый день начинаю и заканчиваю молитвой святому Николе.

    Не устану повторять: моя жизнь — это самое настоящее чудо!

    Потребность в молитве пришла после тяжелейшего ранения, когда я должен был погибнуть под Мерефой, что в Харьковской области. Там я был тяжело ранен и пролежал несколько часов на морозе. Доктор Ефим Ильич Аронов ползал по снегу среди раненых и убитых (в основном убитых) и подставлял зеркальце: если было дыхание, он тащил раненого в укрытие.

    Он увидел, что от меня на зеркальце остались капельки пара, и вытащил меня полуживого с поля боя. И выжил я, и живу до сих пор. Кто после этого скажет, что моя жизнь не божья милость?

    Николай Дупак (в центре на костылях) в госпитале Актюбинска, 1943 г.

    А ведь много лет спустя случилось продолжение этого чуда. Я был уже директором Театра на Таганке, а Ефим Ильич работал врачом скорой помощи в Москве. Однажды кому-то из зрителей стало плохо, вызвали скорую. Приехал доктор Аронов и в фойе увидел мой портрет.

    Он запомнил меня в том военном аду, но не думал, что я выжил. Он чуть в обморок не упал, поняв, что Мыкола Дупак жив и руководит театром. Вот так я снова встретился со своим спасителем.

    Не устану повторять: моя жизнь — это самое настоящее чудо! Ну подумайте сами: мне 95, а я живу, и не просто живу, но еще в уме и здравии. Машину сам вожу. Вы много знаете почти столетних водителей?

    Несколько лет назад мне позвонили из какого-то ленинградского института. Оказывается, у них хранится история моей болезни послевоенной поры. Как они удивились, узнав, что я еще живой! Попросили у меня письменное разрешение на использование этой истории в научных целях. Я не отказал. У меня же из легких по литру гнойной жидкости выкачивали, я туберкулез перенес, трижды раненый. Все воспаления, которые только есть на свете, и прочие остеомиелиты — это все мое. А я еще живой!

    В 1944 году в Ереване снимали фильм «Однажды ночью».

    Я был уже хромым и больным инвалидом войны, с трудом на костылях передвигался. Да еще постоянные осложнения, воспаления и нагноения. В Армении у меня началась гангрена ноги, надо было срочно удалять множественные мелкие осколки. Они постоянно мигрировали и вызывали воспаление. Хирург мне говорит:

    — У вас есть два варианта: или провести операцию с крикаином, или ампутировать часть стопы.

    — А что такое «крикаин»? — растеряно спрашиваю я.

    — Это когда без наркоза. Если прооперировать вас с наркозом, мы не почувствуем, где осколки — вам не больно. Их удалить можно только с крикаином. Я не знаю, выдержите ли вы, но вариантов у меня нет, — серьезно говорит доктор.

    Думаю: что мне за жизнь без стопы? И соглашаюсь…

    Два огромных мужика меня держали. Сантиметр мне разрежут — а-а-а! — вытащил! Снова сантиметр — а-а-а!.. Таким образом доктор у меня штук пять осколков вытащил. Как тогда у меня не остановилось сердце, ума не приложу.

    Сейчас говорю спасибо тому хирургу великое, до сих пор на своих ногах хожу. А в 1956 году, когда я снимался в знаменитом фильме Григория Чухрая «Сорок первый», врачи были категорически против моей работы в этом кино.

    Снимали в Каракумах, доктора мне открытым текстом говорили: «С вашими легкими вы там погибнете». Но я Грише не мог отказать, мы же с ним фронтовики, понимали друг друга с полуслова. А потом, я артист по сути своей. Артист, и ничего с этим не поделаешь!

    Чухрай мне говорит:

    — Коля, я столько актеров перепробовал на роль красноармейца Чупилко, но никого не смог подобрать. Сделай все возможное!

    — Но там 50 градусов жара, — говорю.

    — Ну мы палатку построим, ветродуи включим...

    Съемки были прямо кровавые для меня… Каракумы, жара, песок раскален, как сковорода в аду. Но артист ради роли может многое выдержать. И я не исключение.

    Из биографии

    Николай Дупак родился 5 октября 1921 года в селе Старобешево Донецкой области. Учился в Ростовском театральном училище при Театре Завадского, где окончил три курса. Окончил Оперно-драматическую студию в Москве. Воевал на Великой Отечественной войне в составе 7-го кавалерийского корпуса, преобразованного в январе 1943 года в 6-й гвардейский кавалерийский корпус. Награжден боевыми орденами и медалями. Трижды был ранен, получил инвалидность II группы. В 1944–1963 гг. служил актером и режиссером Театра имени Станиславского. В 1963–1977 и 1978–1990 гг. – актер Театра на Таганке. Директор Театра на Таганке в 1964–1977 и 1978–1990 гг. В 1977–1978 гг. – директор Театра на Малой Бронной. Был советником генерального директора театра зверей «Уголок Дурова» по творческим и строительным вопросам. Заслуженный артист России и Украины.

    Использованы фото с сайтов: www.foreignaffairs.com, crimea.ria.ru, smekhov.net.ua, kino-teatr.org, newsrbk.ru, kino-teatr.net, vistanews.ru, ekogradmoscow.ru, www.kino-teatr.ru, getvids.tk, rg.ru.

    Источник новости: http://www.amur.info/column/yaroshenko/8092

Популярная новость
Дорогие коллеги! Команда Амурского областного краеведческого музея от всей души поздравляет вас с профессиональным праздником
25.03.2024 16:30 244

подробней »

Скрипт выполнялся 0.1002 сек.