Российский режиссер дала большое интервью Амур.инфо. Говорили о страшном. О боли и ужасах, с которыми много лет живут люди Донецка и Мариуполя.

Режиссер фильмов «Лики Донбасса» и «Донбасс. Дорога домой» отправилась в зону боевых действий с двумя основными целями: познакомиться с людьми и рассказать о них, а также ответить на вопрос «Нужна ли специальная военная операция?».

— Александра, как давно вы вернулись из зоны спецоперации? Почему приняли решение, что вы должны быть там, посреди основных событий нашей эпохи?

— Как вы правильно сказали: «Основные события нашей эпохи»! В первый раз я там была в мае, в Донецке, на освобожденных территориях, и второй раз была в начале августа, когда снимала художественный фильм «Донбасс. Дорога домой». А почему: на самом деле все очень просто. Я выросла и училась во Франции, и когда 24 февраля мы все проснулись в абсолютно другом мире, мои одногруппники начали задавать мне вопросы: а что там происходит? а на самом деле ли все так, как нам говорят? а действительно ли ваша страна напала? почему началась война? как ты это объясняешь?

Знаете, это такая большая была ответственность и такое ощущение, будто я представляю всю страну. А как я могу об этом говорить, если я сама там не была, и сама ничего не видела?

Окончательно я приняла для себя решение поехать, когда мы приехали в Россошь, это в Воронежской области, куда прибыли беженцы из первой волны. Мы с моим благотворительным фондом «Звезда на ладошке» поехали туда с гуманитарной помощью и с артистами, чтобы дать небольшой концерт. С Димой Певцовым, с Ксенией Лавровой-Глинка. На этом концерте было очень много детей. Я помню, как у маленькой девочки спрашивали, сколько ей лет, она ответила: «Мне пять лет, я из Горловки» (это город, который я не знаю, существует ли ещё или от него остались одни руины). И в этот момент я поняла, что я просто не могу быть в стороне.

Что я умею? Я режиссер. У меня до этого был проект «КиноТест», где я сняла 287 актеров, небольшие интервью. И я поняла, что хочу поговорить с этими людьми, которые сейчас там, которые по каким-то причинам не уехали. Так родился проект «Лики Донбасса». Это как раз первая моя поездка, это май был.

— Как вы добирались?

— Когда я туда приехала, главная проблема была в том, чтобы вообще добраться до мест, которые мне были необходимы. Я долго искала продюсера, который бы мне помог там, на месте, чтобы он помог мне хотя бы вернуться живой. Первой, кому я позвонила, была Аня Ревякина, поэтесса, дончанка. Я хотела, чтобы она сориентировала меня по тому, как добраться, где поселиться. Она сказала: «Давай, я поеду с тобой». Только мужу не говори, что я туда поеду, я буду от него это скрывать. Мы поехали вдвоем, у нее маленький ребенок – два года, моему ребенку три года девять месяцев. Мы собрались, сели в машину, 19 часов – и мы были в Донецке. Она нашла водителя замечательного, Артема, который периодически возит из Москвы в Донецк. Возит через все эти обстрелы.

— В каких районах вы были? Были в местах, где было реально опасно?

— Во-первых, в Донецке везде опасно. Нет такого места, где можно чувствовать себя в безопасности. В первый раз, когда мы там были, мы жили в центральном районе, где было более или менее безопасно, да и Донецк тогда не так сильно обстреливали. А во второй наш приезд обстрелы были по всему городу, и мы попадали под них, и один раз достаточно серьезно. Мы должны были жить в гостинице «Донбасс Палас», но в последний момент передумали. Я сказала: послушайте, там воду дают на час утром и вечером, давайте будем жить в другом отеле. И на следующий день туда было прямое попадание. Мы проезжали мимо этой гостиницы, видели эти руины, стекла, кровьand#8230; Лежит труп женщины, военные пытаются его прикрыть, на бульваре Пушкина девочку маленькую разорвало на части вместе с бабушкой, с преподавателем… девочка была балериной…

Это очень страшно. Мы решили это снять. Мы выходим со съемочной группой из машины, и оператор даже не успел собрать камеру, как раздался очень громкий взрыв. Я в какой-то момент даже оглохла. Знаете, говорят, в такие моменты все замедляется вокруг. Я помню, как перед этим взрывом местные начали прятаться. Они чувствуют это. Представляете, за восемь лет у них выработалась чуйка на опасность. Я смотрю, кто-то зашел в подвал, кто-то в арку, и у меня возникло чувство, что сейчас что-то должно произойти. И вдруг – взрыв. Мы просто прыгнули в машину и стартанули. Оказалось, что там, в 250 метрах, было попадание, мужчину убило на месте. Я слышала шелест железа. Этот звук не столько слышишь, сколько чувствуешь. Это было страшно. Как мне местные сказали, что это был самый страшный обстрел Донецка с 2014 года.

— Не возникало мысли: сбежать отсюда, бросить всё и уехать в безопасное место?

andnbsp;— Нет. Мой друг, военный – позывной «Шиба», – говорит «не страшно только дуракам и людям, которые ничего не знают о войне. Вопрос в том, как ты с этим страхом справляешься». У тебя должна быть определенная задача, и у меня она есть – снять фильм, мне хотелось обо всем рассказать, чтобы люди почувствовали то, что чувствовала я, когда все это снимала. Поэтому я вернулась в Донецк. Этот фильм снят в жанре поэтической документалистики. Это очень авторское высказывание, где с помощью художественных приемов я хотела передать те ощущения, те эмоции, которые я испытала. Когда у тебя есть задача – доделать свою работу, ты успокаиваешь себя, берешь себя в руки и просто продолжаешь дальше снимать.

Когда я брала интервью у Александра Ходаковского для фильма «Донбасс. Дорога домой», в какой-то момент прозвучали очень громкие взрывы. Прямо совсем рядом. Он говорит: «Ой, это от нас далеко, не волнуйтесь». Оказалось, это совсем рядом прямое попадание было в место, где базировались наши военные. Очень много ребят погибло…

— Кто ваши герои?andnbsp; Где вы их находили?

— Мы все делали на месте. Ты не можешь прогнозировать такие вещи, только предполагать, что бы тебе хотелось. Когда попадаешь туда, где постоянно что-то куда-то прилетает, взрывается, ПВО работает 24/7, очень сложно планировать вообще что-либо. Я понимала, каких героев я бы хотела видеть: ребенок, священнослужитель, врач, военный. И мы их на месте находили. Аня договаривалась, мы приезжали к ним домой, снимали. Никто не отказывался. Все очень хотели говорить. Все очень хотели рассказать.

В первый раз я ощутила этот момент: когда ты не расспрашиваешь особо, тебе просто все рассказывают. Им хотелось поделиться своей болью.

— Среди ваших героев был ребенок, восьмилетний мальчик, который родился в тот год, когда все началось. Расскажите о Савелии. Его мировоззрение наверняка отличается от мировоззрения детей, живущих под мирным небом.

— Вообще дети и война – это несовместимо. Они не должны даже находиться рядом. Этот мальчик восьмилетний, который вырос в войне, ребенок войны, он восемь лет находится в коридоре, потому что это самое безопасное место. В «Ликах Донбасса» я даже показала фотографии, на которых ему три месяца, шесть месяцев, год, вот они справляют день рождения. Он мечтает стать футболистом, но его не выпускают на улицу, потому что опасно. И он дома пытается как-то научиться, гоняет мяч… Вы знаете, это дети, у которых забрали детство. Он никогда не жил в мирное время. Я не представляю, как дальше будет. Потому что это очень взрослые дети. Савелий может отличить по звуку, какой снаряд летит. Если это свист – это такой снаряд, если взрыв – это обычная бомбочка… представляете, ребенок в восемь лет рассуждает на такие темы. Когда мы снимали «Донбасс. Дорога домой» (там есть сцена с детьми), в Мариуполе мы работали на детской площадке, которая стоит посреди выжженных зданий. На ней находились дети разных возрастов, они объединились и сделали из этой площадки место, которое называют «Наша квартира». Там у них есть кухня, они натаскали каких-то книжек, вещи. Они там играют, читают. Предоставлены сами себе. С ними было очень интересно разговаривать. Сначала они немного закрылись, но у нас были шоколадки. Так что мы быстро разговорились.

Они рассказали, как сидели снайперы, про то, как «Азов» (запрещенная в РФ террористическая организация) бросал коктейли Молотова в квартиры, про то, как делал огневые точки в их квартирах, все квартиры сгорели, детям некуда идтиand#8230; как жили в бомбоубежище, как мальчик отмечал там день рождения. Говорит, тортика не было, но была картошка и одна свечка.

— И они понимают, откуда идет ненависть?

— Они все абсолютно точно говорят – это «Азов» (запрещенная в РФ террористическая организация). Мальчик один говорит: подруга мамина хотела выехать из страны и видела, как украинцы расстреливали колонну с беженцами. Она говорит: поэтому мы и остались.

Вообще, чтобы что-то понять, достаточно приехать туда и поговорить с любым человеком, там живущим. Люди говорят: это делают украинцы. Украинцы заявляли: мы этот город сравняем с землей, чтобы русские его не восстановили. Им было абсолютно все равно на местное население. Хотя это их люди. Можете себе представить, что бы они с Донецком сделали, если бы туда вошли? А они хотели туда войти. Я видела эти окопы. Это был их план. Они должны были войти в Донецк, сравнять его с землей, закрепиться там. А дальше – Ростов, Липецк, Воронеж и дальше, дальше, дальшеand#8230; Это их план. Об этом говорят военнопленные, раненные солдаты ВСУ: «нас готовили к войне с Россией». Запад им внушил это, понимаете?

— В своих интервью вы говорили о том, что вы хотели ответить себе на главный вопрос: «Нужна ли спецоперация». Вы на него ответили? Нужна?

— Конечно! Если бы мы их не опередили – буквально на два дня мы их опередили – это была бы катастрофа. Конечно, может быть в глазах всего мира мы бы не выглядели, как агрессоры, но мы бы потеряли миллионы людей, как это было в 1941 году. Если бы мы сделали тогда превентивный удар, мы бы не потеряли Брест, не было бы блокады Ленинграда.

Мы все сделали правильно. Наш президент, верховный главнокомандующий, все сделал правильно.

— Над вашими фильмами вы работали, естественно, не одна. Расскажите о вашей команде.

— «Донбасс. Дорога домой» – это очень рискованный проект. Потому что мы ехали туда в августе, а мне все говорили, что в августе там будут очень жесткие обстрелы. Я очень благодарна, что у нас есть «Президентский фонд культурных инициатив», который этот проект поддержал, взял на себя определенные риски, нам купили бронежилеты, каски. А команда моя была, честно скажу, самая лучшая на свете. Мы все поехали туда разобраться с тем, что там происходит, и каждый поехал со своими вопросами. И когда мы уезжали, они благодарили. Говорили: «Александра, у нас нет вопросов больше». Когда монтировали фильм с режиссером монтажа, тот, человек либеральный, вдруг закурил, хотя не курит, и сказал: «Теперь я все понял».

Вот это самое ценное. Я надеюсь, что этот фильм посмотрят как можно больше людей.

— А сейчас какие-то отзывы от зрителей получаете?

— Знаете, нет ненависти. Нет никаких отрицательных эмоций или обвинений. Мои знакомые, которые делают что-то, связанное с этими территориями, говорят, что им звонят, угрожают. У меня такого не было. А за что мне угрожать? Это не актеры, это видно. Это люди, я рассказываю их истории. Это не политическая пропаганда. Все, что происходит в фильме, это правда. А зритель сам должен решить для себя, на какой он стороне.

Я ведь перевела этот фильм на французский язык и отправила своим одногруппникам. Сначала у них было отрицание, потом они говорят: неужели так было! Они не понимают, почему их правительство не видит очевидного.

— Александра, вы так скромно говорите о вашем фонде, а ведь он творит большие дела. Расскажите о нем.

— Я вообще ко всем своим проектам так отношусь. Я считаю, что все то, что получается, нам свыше дается. Я просто некий проводник. С чего всё началось: мне позвонил человек, которого я видела один раз в жизни и сказал: ты знаешь, есть такой мальчик, у него заболевание СМА (спинальная мышечная атрофия – редкое заболевание), ему нужно лекарство, оно стоит 160 миллионов рублей. Я говорю: «а как я могу помочь, у меня нет таких денег?». Он говорит: «У тебя есть знакомые, есть актеры, может они смогли бы поучаствовать». Я позвонила Алене Хмельницкой, и мы стали вместе над этим работать, «волонтерить»: кричать об этом, просить денег, трясти людей, к нам подтянулись другие артисты, мы сделали «Письмо любви и веры» – потрясающий, трогательный проект, когда известные актеры, артисты, читают письмо от родителя к своему больному ребенку.

И мы собрали нужную сумму. Потом к нам стали обращаться еще. andnbsp;Сейчас это большая структура, за два года нам, фонду «Звезда на ладошке», удалось собрать 1,5 миллиарда рублей и помочь более чем ста детям.

— Вы ведь не военный корреспондент и вы не документалист. Прежде всего вы режиссер художественного кино. Расскажите о ваших проектах.

— Да. Я закончила ВГИК, это моя основная специальность. Еще учась там на высших режиссерских курсах, я сняла короткометражку «Радость», и она была достаточно успешной, мы съездили в Канны и в Нью-Йорк. И когда я заканчивала ВГИК, я сняла свою большую дебютную художественную работу – это новелла о любви, фильм «Он + она», где снимались потрясающие актеры всех эпох Евгений Юрьевич Стеблов – любимый артист Никиты Сергеевича Михалкова, Павел Деревянко, Сергей Бурунов, Екатерина Шпица. К сожалению, эта работа у нас до сих пор не вышла. Для меня это была профессиональная трагедия, потому что я в нее вложила все. Часть фильма я снимала беременной, будучи на восьмом месяце, часть – с грудным ребенком на руках. И когда кино это не вышло, и мне сказали, что оно не зрелищное, потому что там нет постельных сцен, там нет «боевичка» и экшн-сцен, я несколько лет вообще ничего не снимала. Я занималась фондом, продюсерскими проектами. И «Донбасс. Дорога домой» – это мой первый серьезный фильм, он полухудожественный. Он вернул меня в профессию, дал уверенность в том, что я могу еще это делать.

— Вы продолжите работать в жанре документалистики?

— Я не знаю.

— Художники говорят: «Как душа ляжет»?

— Да. Понимаете, я в какой-то момент так расслабилась, что поняла – лучше всего получается то, что само тебя ведет. Оно меня как-то по жизни ведет, и я понимаю, что все эти проекты были даны мне свыше, и нужно на самом деле расслабиться и верить. А оно само должно получаться. Будет возможность – конечно, я сделаю. Много есть тем интересных. И про Дальний Восток. Так что будем смотреть, как оно получится.

Источник новости: https://amur.info/2022/10/08/4775/